Библию мы называем Священным Писанием, Словом Божиим или Божественным Откровением. Она является «Книгою книг», ибо она действительно – Слово Божие, и никакая другая не может в этом отношении сравниться с ней. Во многом превосходит Библия все прочие книги. Она стала первой «настоящей» книгой по форме. Но, кроме того, она же стала первой переведенной, первой печатной и, наконец, первой имеющей всемирное значение книгой. В чем же ее отличие от всех других?

Прежде всего, Священное Писание было и остается великим источником христианства, и догматически, и духовно. Богословы всех времен черпали из него тот богодухновенный материал, который мы сегодня используем в своей повседневной христианской жизни. Они считали, что в нем, и только в нем, можно найти все, друг от друга неотделимые, элементы истины и жизни. Однако правильнее будет сказать, что источник христианства Православная Церковь видит не только в записанном Слове Божием, но и в устно передаваемом. Притом, такая формулировка не составляет новшества: древнее христианство всегда сближало оба эти понятия. Предание и Писание не являются друг от друга независимыми источниками, которые дополняли бы друг друга извне. У древних христиан Библия была настолько неотделима от Предания, что она составляла его часть, – его основной элемент, его ядро. И действительно, Библия стала бы непонятной, если бы ее вырвали из живой совокупности многочисленных данных Предания, хранящихся и передающихся всегда бодрствующим, всегда активным сознанием Церкви. Таинства, богослужение, религиозно-нравственные устои Церкви, ее богословие, взгляд на прошлое, настоящее и будущее – все это насквозь пронизано духом Предания и Священным Писанием.

Таким образом, в православном понимании Библия и Предание – это не Библия плюс некий посторонний элемент, без которого она осталась бы неполной. Речь идет о том, что Библию нужно ставить – или, вернее, поддерживать – в ее присущей атмосфере, в ее жизненной среде, в ее первоначальном освещении. Это Библия вся целиком, не в букве своей только, но и в Духе, беспрестанно оживляющем ее чтение. И только тогда Слово, некогда внушенное людям, жившим во плоти, останется Духом и Жизнью в Церкви, которая представляет собою живое тело Слова Божия явившегося во плоти. «Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины... И от полноты Его все мы приняли и благодать на благодать» (Ин. 1,14-16).

При таком взгляде, Библию уже никак нельзя назвать просто книгою. Она – Священное Писание. Но на нее нельзя смотреть просто как на текст, «продиктованный» Богом, где каждая фраза буквально дана свыше. В ней отражены характеры и дарования писавших ее людей. Здесь же печать той среды, в которой они жили. Но все ее авторы пережили высший опыт Богоприсутствия и в своих притчах, пророчествах и псалмах стремились выразить тайну этого опыта доступными им средствами. Поэтому земной аспект Библии не только не исключает богодухновенности, но, напротив, Священное Писание благодаря ему становится еще дороже нам как точка пересечения человеческого и божественного. Кроме того, он препятствует культу буквы, к которому склонен протестантизм. В богочеловеческой природе Писания, по словам святителя Иоанна Златоуста, «ясно обнаруживается сила духа, убеждающего людей, чтобы они держались необходимого и главного и нисколько не смущались ничтожными несогласиями» .Вот почему основа христианства заключается не столько в учении, сколько в самом Боге. Церковь исповедует не отвлеченную доктрину, но веру в Бога Живого, воплотившегося в живой личности Богочеловека. Об этом и только об этом свидетельствует Слово Божие.

«Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют обо Мне» (Иоан. 5:39). Этот призыв Господа относится не только к иудеям, жившим около двух тысяч лет назад, но и ко всем людям, читающим Священное Писание. В гораздо большей степени эти слова относятся к христианам. «Ясно и очевидно, что прилежное искание таинства Христова доставляет жизнь вечную и служит для нас путем ко всякому благодушию, то, снова приложив труд, полезный, прежде всего нам самим, постараемся собрать те места, в которых ясно указывается нам таинство Христа», – говорит святитель Кирилл Александрийский.

Поэтому, занимаясь изучением Священного Писания, мы не должны упускать из виду главную цель – не столько интеллектуальное познание его, а практическое. «Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его» (Ин. 20,31) – таков смысл Божественного Откровения. Познавать жизнь можно только жизнью. Иначе говоря, практическое познание Писания строит наши отношения с Богом. Из Писания мы научаемся христианской жизни, в нем мы обретаем фундамент глубокой веры, ибо «вера от слышания, а слышание от слова Божия» (Рим. 10,17). В словах отцов-аскетов характерный образ наставления был таков. Новоначальный монах шел к старцу и спрашивал: «Скажи мне слово, чтобы я мог жить». Старец в ответ говорил очень немного, но благодаря силе личного опыта и благодати, содержащихся в ответе, немногих слов было достаточно, чтобы новоначальный жил ими и преодолевал все случавшиеся трудности . Это самая лучшая иллюстрация того, как Библия должна быть понимаема и проповедуема. Здесь уместны слова нашего Господа Иисуса Христа: «Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете» (Ин. 13,17). Поэтому занимаясь исследованием нашей темы мы не должны упускать из виду то главное, о чем было сказано выше.

Влияние Священного Писания на духовную жизнь. Из гомилетических трудов митрополита Антония Сурожского

Мы рассмотрим тему влияния Священного Писания на духовную жизнь христианина на основании проповеднических трудов ныне почившего владыки Антония (Блума), митрополита Сурожского.Вся жизнь этого архипастыря и подвижника, была поглощена горением в Слове Божием, - в чтении его, в размышлении над ним и объяснении его верующим. Поэтому его мысли будут здесь более чем актуальны.

В далеком прошлом при первом своем ознакомлении с Евангелием, при первой встрече с Христовым учением, еще тогда Андрея Блума поразило несколько важных аспектов «благой вести», которые впоследствии стали определяющими элементами в богословском творчестве и важными составляющими экзегетических гомилий будущего архипастыря Церкви. Во-первых, это любовь Божья ко всем людям и верность Его им до конца: «…это слова о том, что Бог сияет Своим солнцем на добрых и на злых, на благодарных и неблагодарных, на любящих и ненавидящих, что для Него все люди – Свои (Мф. 5:44 – 46). Мы Ему можем быть чужими, но Он нам – свой; мы можем от Него отвернуться и оказаться предателями в самом последнем смысле слова, а Он останется верным до конца… это одно из самых основных открытий, которые можно сделать в Евангелии: обнаружить, что мы все для Бога – дети, свои; чужих нет». Эта евангельская истина крайне изумила Андрея Блума, ведь его прошлая жизнь учила его жестким правилам выживания в человеческом обществе наподобие закона джунглей, где нет друзей и любимых, за исключением родственников, а есть враги и противники, и «надо было окаменеть, стать твердым, непроницаемым». «Я подумал: если Бог любит и добрых, и злых, а я хочу быть с Богом, то должен тоже начать любить не только добрых, которые меня любят и ко мне хороши, но и злых, которых я так боюсь и до сих пор ненавидел. Я задумался над этим и решил: хорошо; что бы люди мне ни делали, я их буду любить ради того, чтобы остаться с Христом; пусть они меня хоть кипятком ошпаривают, я все равно не откажусь от этой любви».

Во-вторых, отеческое отношение Бога к человеку, глубочайшее уважение человеческого достоинства Богом, иллюстрацией к которым стала притча о блудном сыне (Лк. 15:11 – 32): «…и тут меня поразило, как Бог относится к нашему достоинству; поразило, что, действительно, по отношению к каждому из нас Он Себя ведет так же: что бы ни случилось в жизни, как бы мы ни поступали, когда мы к Нему подходим и говорим: перестроимся; сыном я уже больше не могу быть, а войдем в какой-то договор; я буду Тебе слугой, я буду Тебе рабом, я буду Тебе наемником, – Бог говорит: Нет, не можешь: ты Мой сын». Для митрополита Антония важна мысль, выраженная в видимых действиях отца на вероятную, подразумевающуюся во взывании «Я согрешил против неба и перед тобой, я недостоин называться твоим сыном…», просьбу блудного сына о принятии его на хозяйство отеческое в статусе наемника или раба: «…отец не дает ему этого сказать, потому что недостойным сыном он может быть, но не может быть ничем меньшим, чем сыном. А дальше отец не спрашивает ни о чем; ему достаточно того, что сын вернулся домой. Он его не спрашивает, кается ли тот, жалеет ли, стыдится ли своего прошлого, не спрашивает его, готов ли он измениться; ему достаточно, что сын вернулся, для того, чтобы верить в него до конца». Такие близкие сердцу любого христианина-семьянина образы любящего, всепрощающего отца и недостойного грешного сына глубоко укореняться в сознании Блума и будут часто использоваться впоследствии в проповеднических целях митрополитом в его архипастырской практике. Схожие мотивы Божьей любви и всепрощения он находит в истории с троекратным прощением апостола Петра Иисусом Христом при встрече у Тивериадского озера (Ин. 21:15 – 17) и в случае с женщиной, взятой в прелюбодеянии (Ин. 8:3 – 11).

В-третьих, Божья любовь не перед чем ни останавливается, для нее нет никаких препятствий, она «может снизойти к нам, стать человеком, разделить с нами всю нашу судьбу, включая ужас Богооставленности, потери Бога, умереть от этого – только не отвернуться от нас и не разлучиться». И, несомненно, первый личный опыт встречи с Живым Христом был опытом встречи именно с Воскресшим Христом, той фундаментальной истины, той истины, которая подтверждает, санкционирует предыдущие.

Будучи уже зрелым богословом и экзегетом, митрополит Антоний дает нам советы, помогающие правильно воспринимать слова Священного писания. «Мой совет таков: читай Евангелие, отмечай себе те места, от которых твое сердце согревается, ум яснеет, воля вдруг оживает, сила какая-то вливается в тебя, те места, о которых ты мог бы сказать: как это прекрасно, как это истинно! И знай, что эти места говорят тебе, что ты уже чем-то, хоть небольшим, хоть малым, похож на того человека, которым ты должен стать, потому что ты уже видишь красоту настоящего человека во Христе» ; «Итак, будем читать Евангелие, выбирая все те отрывки, которые доходят до нас, – не те отрывки, которые проходят мимо; отрывки, которые бьют нас в сердце, или, словами Эммаусских путников, заставляют гореть наши сердца, когда Он говорит нам». Самое главное в интерпретации священных текстов – это уяснение подлинного значения. Но это всегда не простая задача, так как есть легкие места, а есть места, где «употребляются формулировки, обращенные одновременно к самому простому человеческому опыту и вместе с этим к углубленному многообразному религиозному опыту». А есть такие вещи, которые невозможно растолковать верно без должной опоры на учение Церкви. Несмотря на социально-культурные изменения, сама Церковь в собственном внутреннем опыте остается неизменной с самого начала своего основания, поэтому она всегда может предложить правильное решение и подлинный ответ. «Так, после предварительного восприятия на нашем собственном, современном языке мы должны обратиться к тому, что понимает под этим словом Церковь; только тогда мы можем быть уверены в смысле данного текста и имеем право начать думать и делать выводы».

О толковании Священного Писания

Митрополит Антоний в церковных кругах был известен по своей наиболее характерной роли – интерпретатора православной веры. Особое внимание уделяется толкованию Священного Писания. В Православии Писание не воспринимается как нечто первичное по отношению к церковному Преданию: Писание выросло из Предания и составляет его неотъемлемую часть. При этом под Преданием понимается все многообразие церковного опыта от времен ветхозаветного Откровения до наших дней. Отсюда и основной герменевтический императив: Писание должно интерпретироваться не спонтанно и произвольно, а изнутри Предания.

В целом митрополит Антоний следует богословской традиции русской теологической школы. Для святителя Филарета Дроздова, например, Писание и Предание были неразделимы. Библия, по его словам, есть лишь «продолжение и неизменно упроченный вид предания». Настаивая на примате Писания, он хотел сказать, что оно содержит Предание в наиболее четкой и не поврежденной форме. Устное Предание, по его мнению, должно всегда проверяться через письменное (Библию), и кто об этом забывает, тот подвергается опасности «разорить заповедь Божию», подменить ее преданиями человеческими.

Школьное богословие отвечало на вопрос об отношениях Предания и Писания довольно просто: то Предание следует принимать, которое не противоречит Писанию, а Писание необходимо понимать в соответствии с Преданием. Наряду с этим утверждением поверхностного подхода школьного богословия к проблеме соотношения Священного Писания и Священного Предания интересно привести размышление архипастыря о том, что, по сути, единым источником церковного вероучения являетсяСвятой Дух. Владыка знаком с точкой зрения А. С. Хомякова, выводы которого опираются на «Послание Патриархов Восточно-Кафолической Церкви». По мысли владыки Антония получается, что допускать возможность противоречия между Церковью и Священным Писанием, значит говорить о самопротиворечии Святого Духа, что приводит к хуле на Святого Духа.

Концентрируясь на Священном Писании, в своих пастырских гомилиях митрополит Антоний (Блум) часто предлагал современные и подчас неожиданные толкования отдельных библейских текстов, но все его комментарии глубоко укоренены в православном Предании и носят ярко выраженный церковный характер. В толковании на новозаветные события митрополит Антоний излагает свои мысли возвышенно, раскрывает глубину содержимого, исходя из понимания духовного смысла. Писание осмысливается им изнутри духовного и литургического Предания Церкви. Его излюбленной формой комментария к Библии является проповедь, представляющая собой не научное исследование и не свободное рассуждение на ту или иную тему, а составную часть Божественной литургии, интегрированную в богослужебный строй жизни церковной общины. В этом, опять же, нельзя не увидеть связь между Владыкой Антонием и Отцами древней Церкви, для которых Священное Писание было не столько предметом кабинетного изучения, сколько объектом молитвенного размышления: отрывки из Писания прочитывались в храме и здесь же толковались пастырями Церкви. Именно так появились на свет экзегетические беседы святителей Василия Великого, Иоанна Златоуста, Кирилла Александрийского и многих других Отцов Церкви.

Святейший Кирилл (Гундяев) когда-то определил критерий для оценки любых проявлений церковной жизни и богословских положений: «Поскольку основной задачей Церкви является спасение людей,–говорит владыка,–то и основным критерием оценки церковной жизни, а, следовательно, и богословия, может быть только сотериологический критерий: насколько эта жизнь и богословие служат спасению людей...». Митрополит Антоний применял в своих проповедях и обращениях к Священному Писанию Ветхого и Нового Завета этот критерий, исходя из своей собственной сотериологической концепции.

Православность библейской экзегезы следует понимать как ее принципиальную укорененность в проповеди. Проповедь обращена и к религиозному чувству, опыту и разуму человека, – только всей полнотой своей личности мы и можем воспринять всю полноту Писания. В этом отношении практически каждая изданная книга митрополита Антония органично сочетает размышление над словом Писания и тексты, где так явственно видно конкретное воплощение в жизни того, чему учит нас слово Божие. Скорее всего, этому способствовало глубокое знание архипастырем Писания и его классического святоотеческого толкования, полученное им самостоятельно через начетничество. Свое понимание значения и роли священного текста в деле спасения он излагает довольно четко и убедительно. Эта оценка Писания понятна лишь для того, кто живет сознательно чисто-религиозным идеалом. Религиозный идеал Церкви, идеал обожения, которым полно наше богослужение, в современном сознании является уделом весьма немногих.

Истолкование Священного Писания тем сложно, что имеет предметом своего исследования не простой текст, не обыкновенный памятник художественной литературы, но текст боговдохновенный. Сборник текстов, называемый Библией уникален, единственен и неповторим тем, что написан не обыкновенным образом, как пишутся все книги, но особо: агиографом, соавтором которого является Сам Бог. Священнописатель есть инструмент Святого Духа, но инструмент живой, обладающий своим разумом, оригинальным мировоззрением, личным характером ; все это находит выражение в созданной им книге. Написание книги есть таинственное взаимодействие, соработничество двух умов, двух воль, двух личностей, Божественной и человеческой. Поэтому и чтение, и восприятие Библии требуют особого подхода.

Принципы толкования Священного Писания

Несмотря на различие школ, методов, интерпретаций текста и частных мнений святых отцов, можно выделить несколько основных принципов, свойственных Святоотеческой экзегезы.

Вера в боговдохновенность Библии является общим и незыблемым убеждением всех святых отцов. Уже первый по времени из Мужей Апостольских, святитель Климент Римский, называет Писание «истинными глаголами Духа Святого» (1-е Послание к Коринфянам, 45). Все размышления отцов Церкви над Священным Писанием Ветхого и Нового Завета обусловлены глубокой верой в боговдохновенность этих священных текстов. Этот тезис даже не требует какой-то подтверждающей цитации из проповедей владыки Антония, по причине своей явной очевидности.

Богочеловеческий характер Священного Писания. Это понятие утвердилось в святоотеческой библеистике не сразу. Ранние церковные писатели еще склонялись к вербализму. Но уже в 3 веке святитель Дионисий Великий, сравнивая Евангелие от Иоанна и Откровение, недвусмысленно указал на роль священных писателей как авторов, со свойственными им особенностями языка и способами выражения. С 4 века святые отцы более не сомневались в том, что Библия есть одновременно и Слово Божье, и слово человеческое. В частности, блаженный Иероним признавал зависимость литературной формы библейских книг от индивидуальных особенностей их авторов. Митрополит Антоний, например, подтверждает двусторонность Священного Писания: «Библия родилась в человеческой общине; Евангелие родилось в Церкви; и израильская община, и Церковь Божия существовали раньше, чем возникло Священное Писание. Именно изнутри этой общины родилось познание Бога, любовь к Богу, видение Его невыразимой красоты, а также состояния и судьбы, становления и призвания человека. Народ Божий – это такая община, которая свидетельствует о чем-то, что ей достоверно известно, что является ее жизнью, предметом ее любви, ее радостью. Библейский народ – это не народ, который читает Библию, верно хранит ее и возвещает ее; подлинный народ Божий, подлинный народ библейский, подлинный народ евангельский должен быть такой общиной, которая могла бы сама написать Священное Писание, проповедовать его из собственного опыта, дать ему начало, родить его. Если мы не такая община – мы не принадлежим поистине ни Евангелию, ни народу Божию».

Библия как часть Священного Предания Церкви. Для Святоотеческой экзегезы Евангелие является церковной книгой по преимуществу,которой предшествует живое апостольское слово, восходящее к Самому Господу Иисусу. От Иисуса Христа и апостолов Церковь принимает и авторитет Ветхого Завета. Для того чтобы отделить подлинное Предание от «преданий человеческих», необходимо, по учению св. отцов, ориентироваться на Библию. Святитель Кирилл Иерусалимский в связи с этим писал: «Не верь даже мне, когда говорю тебе просто, если не будешь иметь доказательств моих слов из Писания» (Огласительное поучение, IV, 17), а свт. Иоанн Златоуст в 4-й Беседе о Лазаре восклицает: «Хотя бы мертвый воскрес, хотя бы ангел сошел с неба – более всего должно верить Писанию». Об общинном, церковном характере Писания, о тесной связи его с церковным Преданием митрополит Антоний говорит в различных местах: «у нас есть книга, родившаяся из самых глубин человеческого опыта Бога, книга, где Бог действительно говорит через общину, которая была способна свидетельствовать об истинности слова. Мы должны снова стать такой общиной, мы должны научиться жить согласно слову Самого Бога, откровению Его воли; мы должны научиться быть таким народом, жизнь которого согласна со словом Евангелия».

Единство Библии. Святоотеческая экзегеза отвечает исповеданием веры в единство Духа Божьего, вдохновившего авторов обоих Заветов. Различие Заветов, согласно святым отцам, обусловлено поступательным характером истории спасения, в ходе которой христианская Церковь становится новым Народом Божьим. Ветхий Завет был преддверием, прообразом, подготовительной ступенью к Откровению Богочеловечества. По словам блаженного Августина, оба Завета связаны генетически и типологически. «Новый Завет сокрыт в Ветхом, Ветхий – раскрывается в Новом» (Беседа на 1 Кор. 6). Истина единства библии подтверждается митрополитом Антонием через проявление одинакового интереса как к книгам Ветхого Завета, так и к книгам Нового.

Нераздельность познания Библии и духовной жизни. Все святые отцы учат, что чтение и изъяснение Слова Божьего требует молитвенного подвига и очищения сердца. Значительная часть патристических толкований есть запись бесед и проповедей, имевших целью пробудить и укрепить в людях веру и желание жить по вере (нередко эти беседы предназначались для готовящихся к крещению). Святоотеческая экзегеза никогда не ограничивалась историческими или литературными аспектами Писания: она была продолжением апостольского благовестия, хотя и не пренебрегала научной стороной экзегетики. Митрополит Антоний рассматривает чтение Библии и познание библейских истин к важнейшую предпосылку духовного развития: «Меня часто спрашивают: как нам читать Евангелие, чтобы оно достигало не только до ума, но и до сердца, и так, чтобы оно не стояло всегда перед нашим умственным взором как осуждение, когда каждое действие Христово, каждое слово Христово, каждая Его заповедь осуждают нас в том, что мы не такие люди, которые поступают, как Он, думают и чувствуют, как Он, или выполняют то, что Он заповедал нам? Из страха, из обескураженности мы ничего не достигнем; мы должны читать Евангелие так, как если бы Господь Иисус Христос пришел к нам как самый близкий друг, то есть как кто-то, кто заботится о нас больше всех других, кто не только вообще желает нам добра, но готов сделать все, именно все для нас, что возможно не только по-человечески, но и по-Божьи. По человечеству мы знаем, что Христос отдал за нас Свою жизнь и Свою смерть; как Бог – Он открывает нам врата вечности: Я есмь дверь; кто войдет Мною, войдет в жизнь вечную».

Научиться жизни согласно Евангелию

«Евангелие» в русском значении этого слова стало рассматриваться как книга, содержащая историю жизни Иисуса Христа, то есть собственно Его биографию. На греческом же языке первоначально термин «evangelion» означал весть, совершенно заново провозглашаемую, новизна которой очевидна. Растолковывая греческое слово «евангелие» как «благую весть», митрополит Антоний говорит, что с этой вестью наступает новая жизнь на земле, о которой многократно свидетельствовали ветхозаветные пророки Малахия, Исайя, Иеремия и другие. И под этой новизной понималось полной обновление падшего человека и, соответственно, всей твари, пострадавшей через падение Адама.

Вся Библия, то есть все книги Священного Писания Нового и Ветхого Заветов, в целом и Евангелия в частности являются плодом Церкви Божьей. Внутри вселенской «экклесии» родилось знание Бога, и проявилась любовь к Богу. Только подлинный народ евангельский мог бы написать и написал книги Священного Писания, выведенные из его опыта общения с Богом. Евангелия – это книга, «родившаяся из самых глубин человеческого опыта Бога, книга, где Бог действительно говорит через общину, которая была способна свидетельствовать об истинности слова». Мы должны научиться жизни, согласной со словом Евангелия. Электронный вариант.

«Таинство любви: Беседа о христианском браке». Издательство «Сатис», С.-П., 1994. Электронный вариант.

Антоний (Блум), митрополит Сурожский. « Беседы о вере и Церкви». Центр по изучению религии, СП Интербрук, М., 1991. Электронный вариант.

Антоний (Блум), митрополит Сурожский. «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа: Проповеди». Фонд «Христианская жизнь», Клин, 2001. Электронный вариант.

Антоний (Блум), митрополит Сурожский. «О слышании и делании». Подворье Свято-Троиц­кой Сергиевой лавры, М., 1999 (Библиотека журнала «Альфа и Омега»). Стр. 21.

Антоний (Блум), митрополит Сурожский. «Молитва и жизнь». Авторизованный перевод с английского языка Т. Майданович. Балто-славянское общество культурного развития и сотрудничества, Рига, 1992. Стр. 37.

Антоний (Блум), митрополит Сурожский. «Молитва и жизнь». Авторизованный перевод с английского языка Т. Майданович. Балто-славянское общество культурного развития и сотрудничества, Рига, 1992. Стр. 39.

Мень А., протоиерей. «Библиологический словарь». «Фонд имени Александра Меня», М., 2002. Том 3.

Кирилл (Гундяев), архиепископ. «Процесс преодоления схоластических влияний в русском богословии». «Тысячелетие Крещения Руси. (Международная церковная научная конференция «Богословие и духовность»). М., 11-18 мая 1987 г. Издательство Московской Патриархии,М., 1989. Стр. 97.

См.:Антоний (Блум), митрополит Сурожский. «О слышании и делании». Подворье Свято-Троиц­кой Сергиевой лавры, М., 1999 (Библиотека журнала «Альфа и Омега»).

Антонини Б., священник. «Божественное Откровение. Историко-критическое введение в Библию с очерком изучения Догматической Конституции «О Божественном Откровении» («DeiVerbum»)». Москва, 1997. Стр. 73

О принципах подробнее: Мень А., протоиерей. «Библиологический словарь». «Фонд имени Александра Меня», М., 2002. Том 3. Стр. 83 – 86.

«Антология. Раннехристианские отцы Церкви». Издательство «Жизнь с Богом», Брюссель, 1978.

Антоний (Блум), митрополит Сурожский. «О слышании и делании». Подворье Свято-Троиц­кой Сергиевой лавры, М., 1999 (Библиотека журнала «Альфа и Омега»). Стр. 9 – 10.

Св. Иоанн Златоуст. «Избранные творения». Репринтное издание. Свято-Троице Сергиева лавра, 1993.

Антоний (Блум), митрополит Сурожский. «О слышании и делании». Подворье Свято-Троиц­кой Сергиевой лавры, М., 1999 (Библиотека журнала «Альфа и Омега»). Стр. 19.

Антоний (Блум), митрополит Сурожский. «О слышании и делании». Подворье Свято-Троиц­кой Сергиевой лавры, М., 1999 (Библиотека журнала «Альфа и Омега»). Стр. 11 – 14.

Антоний (Блум), митрополит Сурожский. «Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия: Бе­седы на Евангелие от Марка, гл. 1-4». Издательство «Даниловский Благовестник», М., 1998. Электронный вариант.

См.: Антоний (Блум), митрополит Сурожский. «О слышании и делании». Подворье Свято-Троиц­кой Сергиевой лавры, М., 1999 (Библиотека журнала «Альфа и Омега»). Стр. 9.

См.: Антоний (Блум), митрополит Сурожский. «О слышании и делании». Подворье Свято-Троиц­кой Сергиевой лавры, М., 1999 (Библиотека журнала «Альфа и Омега»). Стр. 9 – 10.

Антоний (Блум), митрополит Сурожский. «О слышании и делании». Подворье Свято-Троиц­кой Сергиевой лавры, М., 1999 (Библиотека журнала «Альфа и Омега»). Стр. 11.

Кто такой христианин? Это человек, исповедующий Христа как Бога, ведущий духовную жизнь во Христе. Что такое духовная жизнь? Само словосочетание дает мысль, что духовная жизнь есть общение духа человеческого с Духом Божиим.

Христос проповедовал: Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой (Ин.7,38). Евангелист Иоанн, приводя эти слова, замечает: Сие сказал Он о Духе, Которого имели принять верующие в Него (Ин.7,38-39). Приближаясь к концу Своей земной жизни, Иисус напоминал ученикам: Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам (Ин.14,26). Когда через чудо Пятидесятницы Святой Дух сошел на Церковь, апостол Петр произнес свою первую проповедь: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святого Духа (Деян.2,38). С этого момента всякий уверовавший человек, вступающий в Церковь, через таинства Крещения и Миропомазания получает дар Духа Божьего. Об этом пишет и апостол Павел: Утверждающий же нас с вами во Христе и помазавший нас есть Бог, Который и запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши (2Кор.1,22).

Очевидно, дар Духа не может не проявляться в жизни христианина, мы должны ощущать этотзалог . Однако в разговоре о духовных ощущениях Православие проявляет чрезвычайную сдержанность, даже суровость. И это очень понятно, так как в области тех или иных переживаний человек часто сталкивается с опасностью обмана, ошибки. Всегда существует риск принять душевное за духовное и перепутать небожественное с божественным, потому что сам сатана принимает вид Ангела света (2Кор.11,14).

Отцы Церкви вообще запрещали искать каких-то особых духовных переживаний и призывали к строжайшему контролю своих чувств и эмоций в духовной жизни. Так же советуют поступать и современные авторитетные духовники. Например, подобным образом на эту тему как-то высказался Блаженнейший Митрополит Киевский Онуфрий. На вопрос «Как почувствовать, что ты идешь путем спасения?» владыка ответил: «Не пытайтесь этого делать, не надо. Чувства – это вообще такие вещи, которым нельзя доверяться. Но правильнее себя даже не то, что с чувством оценивать, но сколько знать и помнить, что я осужденный перед Богом и надеюсь в своем спасении не на свои дела, не на свои подвиги, а только на милость Божию». Когда вопрос повторился, уже немного в другой форме, «Какое место чувствам в духовной жизни?», митрополит сказал: «Когда человек начинает верить чувствам, легко такого человека сбить с толку. Он идет на поводу у чувств, а у нас природа испорченная и чувства у нас искаженные. Они не воспринимают реальность, особенно духовную, такой, какая она есть. Он как слепой, он видит какие-то очертания, а толком ничего не видит. Поэтому доверять своим чувствам не надо, особенно в молитве, может услаждение какое-то быть, так что не верить этому чувству и сказать: “Мне не надо сладости”».

Несомненно, позиция Блаженнейшего твердо стоит на аскетическом предании Церкви, она выверенная и беспроигрышная. Однако в истории христианства все же были некоторые отцы, которые говорили о необходимости явного переживания христианином действия Духа Святого. Из древних святых об этом много писали преподобные Макарий Великий и Симеон Новый Богослов, а из ближайших к нам по времени – святитель Феофан Затворник. Замечательно, что его книги предназначены для всех христиан, не только для монахов. Некоторые места из произведений святителя хотелось бы вспомнить в связи с нашей темой.

Например, епископ Феофан утверждал, что все обетования, изображенные у пророков Ветхого Завета, исполнились во Христе и должны осуществиться в жизни христиан как ясно ощущаемая ими реальность. Для святителя было и нормальным и необходимым, что все верующие, раз они считают себя христианами, «испытывают отпущение грехов, в чем свидетель им облегченная совесть; испытывают обновление, в чем свидетель им сознание новой жизни, восприемлемой в купели; испытывают наитие благодати Святого Духа, в чем свидетель им ощущаемая ими нравственная сила на преодоление всякой страсти и всякого греха; испытывают всыновление, в чем свидетель им внутреннее чувство сыновства Богу, Духом возгреваемое, вследствие коего вопиют: Авва, Отче».

Толкуя слова апостола Павла: молюсь о том, чтобы любовь ваша еще более и более возрастала в познании и всяком чувстве (Флп.1,9), святитель пишет: «Внешние чувства испытывают вещи и дают знать об их качествах. Также и духовное чувство в своем кругу испытывает духовные вещи и определяет их качества. Как там, так и здесь отличительное свойство чувства есть осязание и вкушение. Размножение испытаний внешними чувствами дает опытность внешнюю; размножение осязаний и вкушений духовных вещей дает опытность духовную».Как можно видеть, Затворник строго разграничивает внешние и духовные чувства. По сути, это главный момент в разговоре о чувствах в духовной жизни – не перепутать душевное с духовным и не впасть в самообман, который на языке аскетики называется прелестью.

Главный момент в разговоре о чувствах в духовной жизни – не перепутать душевное с духовным и не впасть в самообман, который на языке аскетики называется прелестью

Если говорить о переживании христианином церковных таинств, для Феофана не существует «треб», то есть какого-то внешнего священнодействия, так, чтобы над человеком совершили какой-то чин и он ничего не почувствовал. Нет! Верующему надлежит пережить таинство и измениться после него! Например, в отношении Причащения святитель отмечает, что после принятия Тела и Крови христианин должен пережить целый ряд духовных чувств. Это и великая ревность о Господе, и внутренний покой, и сердечная теплота, и срастворение «с существом духа нашего» тех знаний о Боге, которые мы имели раньше как внешнее рассудочное ведение. Причем святой епископ делает радикальный вывод: «Что ж, если кто не видит в себе таких свидетельств, в том нет Господа? Не буду ложно успокаивать вас; да, в том нет Господа. И еще далее проведу это слово: что как нет в том Господа, то нет и спасения тому».

И на многих других страницах своих творений святитель Феофан утверждает необходимость опытного переживания реалий духовной жизни. Что же получается? Как сопоставить советы святителя с принятой в Церкви осторожностью в плане «чувствований»? Нужно принять во внимание и то, и другое, ибо здесь одно другого не исключает. С одной стороны, нам никогда нельзя забывать, что святые отцы запрещают искать каких-то особенных переживаний и ощущений. Но, с другой стороны, согласно учению святителя Феофана, мы должны постоянно проверять себя: жив ли я духовно? Я к Чаше подхожу, потому что «надо бы причаститься», или я понимаю умом и чувствую сердцем, что без таинства я умру? Я на Исповедь иду, потому что «пора бы исповедаться», или я чувствую и понимаю, что ржавчина греха умножается и разъедает меня изнутри? Я действительно живу в Церкви или просто выполняю какие-то общецерковные нормы, внешне имитируя христианство?

Подобно тому, как свою жизнь телесную мы вполне ощущаем и через это ощущение можем доказать свое земное бытие, так и жизнь духовная должна быть действительно переживаема нами. Но в оценке своих ощущений нужно быть чрезвычайно осторожным, помня о том, что мы, новоначальные христиане, всегда рискуем спутать душевные чувства с духовными. Впрочем, второй тезис не должен исключать первого, как и первый второго. Пожалуй, такие установки можно вывести из нашего размышления о том, должны ли мы чувствовать свою духовную жизнь и какие переживания могут быть согласны с опытом Православной Церкви.

Иоанн Предтеча и Креститель Господень

Св. Пророк Иоанн Предтеча сказал: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 3, 2). Другого пути, кроме покаяния, к Царству Небесному нет и не будет! Так он призывал народ к покаянию.

Затем того, кто желал принять у него крещение, он вводил в воды реки Иордана… И здесь человек исповедовал Иоанну Крестителю свои грехи. А Пророк в это время молился Богу о прощении его. Затем, по окончании исповеди, Иоанн Предтеча говорил: «Я крещаю тебя во имя грядущего Мессии», – и погружал его в воды Иордана.

Св. Ерм в книге «Пастырь» пишет: «Если бы Господь не даровал нам покаяние, то не спасся бы ни один человек». Святые Отцы говорят: «Первый дар благодати, первый дар Духа Святого – это познание своих грехов». Когда благодать коснется человеческого сердца, тогда человек почувствует, как он далек от Бога. Преподобный Антоний Великий перед смертью говорил: «Вся моя продолжительная жизнь была ни чем иным, как только лишь беспрерывным плачем о моих грехах!»…

Иногда мирские люди спрашивали у подвижников: «Почему вы всю жизнь свою проводите в плаче и покаянии, а многие в миру, совершают тяжкие грехи и между тем вовсе не считают себя грешниками?».

У святых Отцов есть такие примеры: когда вода мутна, в ней не видно ничего, когда она отстоится, то в ней можно различить и маленькие камешки, и песчинки. В темном погребе не видно грязи, но если луч света проникнет в него, то мы увидим там, в луче этого света, тысячи пылинок. Чем чище становится душа человека, тем яснее он видит свои грехи.

Что такое покаяние? О. Рафаил пишет, что, покаяние – это суд человека над самим собой до Страшного Суда. В мирском суде, чем суровее обвиняет преступника судья, тем более тяжкий выносится ему приговор…

А здесь, наоборот, чем строже совесть обличает человека, тем полнее его прощение, тем ближе его спасение. В чем состоит покаяние? Для того, чтобы оно было истинным, необходимы следующие условия:

Во-первых, сожаление о своих грехах. Во-вторых, чистосердечная исповедь пред священнослужителем – человеком, наделенным особым правом прощать и разрешать грехи. Но исповедь, не просто рассказ о своих грехах, а плачь о них. Ведь часто люди рассказывают о своих грехах без всякого покаяния, а иногда даже гордясь ими расписывая и сами подробности . Затем, в-третьих, человек должен решиться больше не повторять эти исповеданные грехи. Не быть, как сказал один митрополит, рецидивистом греха… Иметь решимость скорее умереть, чем согрешить снова. Есть древняя пословица: «Мудрый дважды не падает на одном месте». И, наконец, четвертое условие – человек должен стараться исполнять в своей жизни добродетели, противоположные прежде совершенным грехам. Вот тогда, наше покаяние и будет принято Богом.

Покаяние – это основа всей духовной жизни христианина. Почему мы же мы бываем, холодны даже в великие праздники? Почему, причащаясь, мы не чувствуем, как огонь и свет входит в наши сердца? Как сам Христос обретается там? А ведь каждый раз перед причастием мы со скрытым нетерпением, любопытством, и даже страхом, ждем этого чуда…Но ничего особенного не происходит…

Только потому, что мы не пробудили, не смягчили, не очистили душу покаянием. А нераскаянное сердце твердо как камень. Нераскаянное сердце – это дверь, закрытая перед Иисусом Христом. Есть древняя притча о том, как Господь послал Своих Ангелов, чтобы они принесли Ему то лучшее, что увидят они на земле. И каждый Ангел принес с земли дар Богу.

Не было лишь одного из них. Но вот явился и он и сказал Господу: «Я принес Тебе в дар слезу грешника. Я увидел, как ночью грешник, презираемый всем миром, один горько плакал о грехах своих и молился о прощении. Я взял его слезу и принес Тебе». И Господь сказал: «Это самый лучший дар. Слеза кающегося грешника – драгоценный дар для Меня!»…Итак, как память о смерти, укоренившись в человеческом сердце, дает ему мужество пережить все превратности нашей жизни на земле, дает ему глубокий мир, так и покаяние кончается небесным покоем и чистой радостью…

Святые Отцы указали нам различные пути ко спасению. Каждый из них обладал особыми добродетелями: преподобный Макарий Великий – смирением; авва Агафон – даром рассуждения; преподобный Сисой – огненной молитвой, во время которой сияло как солнце его лицо, и даже пальцы рук светились, будто унизанные горящими свечами; преподобный Ефрем Сирин – покаянным плачем; преподобный Моисей Мурин – милосердием, заботой о престарелых и больных монахах.

Одни служили Господу в безмолвии и уединении, предстоя Ему в молитве за весь мир, другие служили Богу в лице человека – своего ближнего. Кажется что существует много путей ко спасению, но какой из них самый легкий? Можем ли мы спастись без особых трудов, без изнурения своего тела? Есть ли такой путь? Оказывается есть! Есть такая лестница от земли до неба: один конец ее всегда у наших ног, а другой – у престола Божия.

Жил в некоем монастыре нерадивый монах: он часто опаздывал к службе, огорчал этим остальных и вынуждал гневаться игумена. Иноки роптали и даже просили настоятеля изгнать его. И вот этот монах заболел, болезнь усиливалась, и он уже приближался к смерти. Огорчены были монахи, что погибнет душа несчастного. Собрались они у одра его, чтобы облегчить предсмертные страдания своей молитвой, но что, же видят они? Этот монах умирал смертью праведника. Лицо его выражало спокойствие и радость.

Когда он немного очнулся, братия спросили: «Какое утешение получил ты от Бога? С кем ты беседовал, как с близкими родными своими?» И умирающий, собрав последние силы, отвечал: «Братия, вы знаете, что я жил недостойно, и вот я увидел, как демоны окружили мой одр, в руках их была хартия – лист, сверху донизу исписанный моими грехами; они приблизились ко мне, Ангел же хранитель мой стоял вдалеке и плакал. И вдруг я услышал голос с неба: «Не судите, да не судимы будете! Этот монах не осудил никого, и Я прощаю его!» – и тотчас хартия в руках демонов загорелась, и они с воплями исчезли. Подошел ко мне Ангел и приветствовал меня, и я говорил с ним. Братия, – продолжал он, – после принятия монашества я не осудил ни одного человека!» «Братия, – сказал он еще, – вы осуждали меня и осуждали справедливо, а я, грешный, не судил никого». И так он почил смертью праведника.

Поэтому нам нужно помнить, что каждым грехом своим мы оскорбляем величие Божие. Апостол Павел говорит: Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас? (1 Кор. 3, 16). А мы оскверняем этот храм своими грехами, разоряем его. Достоинство, совершенство Господа бесконечно, поэтому и оскорбление, которое мы наносим Богу, совершая грех, – огромно…Господь благоизволил по милости Своей, как бы уравнять Себя с людьми, Он сказал: «Если вы отпустите ближнему грех, то и Я отпущу вам долги ваши; вы простите – и Я прощу; вы не судите – и не будете судимы».

В Священном Писании, в «молитве Манассии», сказано: «Аврааму, и Исааку, и Иакову, не согрешившим Тебе…» Св. Димитрий Ростовский говорит: «Все люди грешны, даже праведник пять раз в день падает и встает, как написано в притчах», – конечно, падение его, может быть не как наше, но падение где-то в мыслях, в глубине сердца: «Никто не чист от греха, хотя бы прожил на этой земле один день»…А как же Священное Писание говорит, что Авраам, Исаак и Иаков не согрешили пред Господом? Неужели же Писание ошибается? «Нет! – говорит святой Димитрий Ростовский. – Авраам, Исаак и Иаков не имели злого чувства ни к кому, они всех прощали, они не судили никого, они не желали несчастья ни одному человеку – даже врагам своим. Они не погрешили пред Богом грехом злобы»…

Однако некоторые говорят: «Если мы будем прощать все грехи, то зло возрастет, грешники будут становиться еще наглее, они ведь нам на голову сядут…». Но чаще бывает наоборот: когда человеку оказывают милосердие, в душе его все, же пробуждается совесть, а зло наоборот, только умножает зло. Про святого епископа Аммона рассказывают, что к нему привели на суд женщину, которая обвинялась в грехе прелюбодеяния (тогда епископ выполнял и роль судьи). Посмотрев на несчастную, святой епископ сказал: «Ты зачала ребенка, роды твои будут трудными».

Затем обратился к своим служителям: «Дайте ей десять аршин полотна: если она умрет во время родов, то оно будет ей саваном, а если родится ребенок, то оно пригодится для него». И отпустил женщину, не наказав ее и не дав никакой епитимии. Тогда одна дева, присутствовавшая на суде и жаждавшая, чтоб порок был наказан, закричала: «Этот епископ, наверно, безумный!» На это святой ответил ей: «Долгие годы я молился в безмолвии в пустыне, чтобы стяжать это безумие, и теперь не желаю расстаться с ним, не променяю его ни на какую мирскую мудрость». То есть он достиг такой степени совершенства, что не видел уже зла в людях. И в данном случае он своим мудрым поступком привел грешницу к глубокому покаянию, напомнив ей о смерти, спас ее душу.

>В другой раз пришли к нему монахи одного монастыря и стали жаловаться на монаха, который пал так низко, что к нему ночью приходила женщина, и стали требовать от преподобного Аммона, чтобы он изгнал этого монаха, сняв с него иноческие одежды. Епископ отказался: «Я не поверю, пока не смогу убедиться в этом сам».

И вот монахи проследили, как блудница зашла в келью, этого несчастного инока, и сообщили об этом епископу – и он сказал: «Пойдемте вместе». Постучались в дверь к монаху; тот, трепещущий от страха, вышел им навстречу. Епископ с братией вошли в келью. Аммон догадался, что монах спрятал свою ночную гостью под стоявшую в кельи бочку; он сел на эту бочку и сказал монахам: «Обыщите все углы комнаты». Те начали искать, залезли в погреб, но никого, конечно, найти не смогли. Никто из них не посмел попросить: «Встань, Владыко, мы посмотрим под бочкой».

Постояв, они сказали: «Мы никого не нашли». Аммон ответил им: «Видите, как вы согрешили? Идите и кайтесь». А сам остался с тем монахом, подошел к нему, не сказав и слова в укор, а, только, взяв его за руку с любовью, шепнул ему тихо: «Брат, брат, следи за душой своей, помни, как коротка эта жизнь», – и вышел. Эти слова так поразили грешника, что он тут же дал пред Богом слово никогда больше не согрешать и, прогнав ту женщину, впоследствии стал добрым подвижником и свое спасение приписывал милосердию Аммона: его могли изгнать с позором, и тогда, уйдя в мир, он бы уже совершенно бесстыдно погрузился в бездну грехов…

Но есть и другие примеры!!! В некоем храме служили две девственницы. Служили усердно, с юных лет посвятив себя Богу, они почти не выходили за ограду храма. Но страдали при этом пороком осуждения. Осуждали они богомольцев, осуждали священников, дерзость их простиралась даже до осуждения епископа, как будто дьявол держал в руке своей их языки… На каждом почти приходе есть такие люди – какой-то гибрид между человеком и змеей, если позволите сказать: туловище человека, а голова змеи. Мы с вами ведь, тоже часто встречаемся с такими людьми, одержимыми духом злословия и осуждения, но считающими себя борцами за правду…

Епископ той области увещевал сестер, но ничего не помогало. Тогда он дал им епитимью. И вот, находясь под епитимьей архиерея, эти девы заболели и умерли. Так как они всю жизнь посвятили служению в храме, то их похоронили внутри церкви. И что же? Когда шла Литургия и диакон возглашал: «Оглашенные, изыдите!» , то многие из молящихся видели, как две тени выходили из гробницы.

Приклонившись низко к земле, как преступники, словно стыдясь даже посмотреть на свет Божий, они выходили тихо из храма – это продолжалось долгое время. Священник понял, что эти несчастные души не имеют места в Церкви Небесной, и потому Господь зримо выгоняет их из храма, но еще – что Он изгоняет их из милости к ним, чтобы видевшие это усилили молитву за них. Он сообщил об этом архиерею, тот пришел в церковь и просил собравшихся, чтобы все встали на молитву; они молились об упокоении сестер. Епископ попросил, чтобы верующие простили этим умершим девам все, что кто имел против них, так как почти все были оскорблены и задеты их языками; и весь народ сказал: «Да простит их Господь». Тогда архиерей подошел к гробнице и прочел разрешительную молитву. После этого во время Литургии тени уже больше не появлялись…

Про некоторого святого старца рассказывают, что когда он заночевал в одном селе, возвращаясь в монастырь, то услышал, как селяне бранятся друг с другом, употребляя самые грязные, бранные слова. Тотчас он встал на колени и начал горячо молиться. И предстал пред ним Ангел Божий с огромным мечом и сказал: «Этим мечом будут поражены все, кто осуждает ближних своих: блажен ты, что слыша эту брань, которая была попущена тебе в искушение, никого не осудил, а стал молиться! За это благословение Божие будет на тебе»…

Оказывается неосуждение, по словам святых отцов – самый легкий путь ко спасению, но как часто мы забываем о нем! Не только прощение наших грехов, но даже мера благодати Божьей, как бы в наших руках, потому что Господь сказал: каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить! (Мф. 7, 2). Спасение и благодать – это дар Божий, но условие для принятия его – прощение всех людей.

Тот, кто искренне прощает человека, и первый идет с ним мириться, тот уже больше никогда в жизни не вспоминает несправедливости, причиненной ему. Кто искренне прощает, тот так же искренне желает добра тому, кого он простил, как лучшему своему другу. А самый главный признак того, что мы простили нашего противника, – мы горячо молимся за него и желаем ему в глубине своего сердца всех благ и в вечной, и во временной его жизни. Как мы хотим, чтобы Господь относился к нам, так и мы должны относиться к каждому человеку!

У нас же повсеместно распространенное наше лицемерное ощущение и понимание, того, что будто бы мы своим осуждением, можно принести пользу тому человеку, которого осуждаем, хочем помочь ему, избавить его от его недостатков, вырвать сучок, как образно сказано в Евангелии, из глаза ближнего своего. Сучок, который к тому же, в глазах осуждающего обычно вырастает до размера бревна. И настолько часто глаза ближних переполнены «бревнами», что зритель этих «бревен» оказывается неспособным видеть ничего уже в своих собственных очах.

Но довольно при свете своей совести посмотреть на себя со стороны и спросить: «Для того ли ты говоришь свои осуждающие слова, чтобы помочь человеку избавиться от его греха?» — как все станет ясно. Очень немногие осуждают, искренне желая помочь человеку избавиться от его грехов. Обычно за счёт чужих грехов происходит самоутверждение в своей мнимой праведности и мудрости. Да откуда взяться в нас этой праведности и мудрости…Мы все еще, только в начале пути, и подай Господи нам не сойти с этой дистанции…

Обличать же греховные тенденции, вообще довольно бессмысленно. Это приводит лишь ко взаимному раздражению…Только когда у человека слабая психология, и не очень остро выраженная чувствительность, он может реагировать на обличения вполне спокойно. Иногда человек спокойно реагирует на обличения, и по причине чрезвычайно высокой гордости (известный пример монаха из книги аввы Дорофея, который не обижался на обидчиков лишь потому, что считал их хуже собак ).

Для того, чтобы увидеть по-настоящему чужие греховные тенденции, необходимо прежде увидеть себя самого и освободиться от собственной порочности, потому что лишь при этом условии можно с любовью видеть греховное горе другого человека. А иначе, будешь это либо неправильно видеть, и неправильно квалифицировать; и, не имея опыта собственного освобождения, никогда в жизни, не сможешь помочь другим…

Великое благо для всех нас, пока мы еще живы — научиться любить, прощать и не осуждать. Но, вспомните, как тяжело это дается нам на практике… Но и этому нам надо все же научиться, при помощи постоянного контроля за самим собой «любимым», за своими поступками и делами…

Поэтому будем помнить о том, что душа человека становится, намного лучше, живее, честнее, светлее, добрее и божественнее, когда в ней пробуждается, сначала почти нехотя, а потом и сознательно, а потом — и с большой силой любовь к тому, чтобы прощать и любить своего ближнего. Начнем этот путь, конец которого бесконечен, потому что он для нас, в бесконечной вечной жизни во Христе…

Вконтакте

Прежде чем говорить о духовной жизни, я хотел бы прояснить понятие “духовность”. Сегодня мы много слышим о духовности. О ней говорят люди самых разных профессий и мировоззрений, разного жизненного опыта, вкладывая в это понятие самое разное содержание. В православном, христианском понимании духовность прежде всего связана с понятием о Святом Духе. Духовность — это способность жить так, чтобы вся жизнь была пронизана присутствием Святого Духа, чтобы Святой Дух действовал в человеке. Таким образом, духовность — это прежде всего религиозное понятие. Вне религии этот термин лишен смысла.

Те, кто постарше, хорошо помнят, как в советское время в школах и вузах нас учили, что человек — это обезьяна, достигшая известной стадии интеллектуального развития, что человек — прежде всего существо материальное, живущее в материальном мире. Все, что при таком подходе вкладывалось в понятие духовности, было лишено религиозной сердцевины. Под духовностью понималась интеллектуальная деятельность, приобщенность человека к культуре, но не более.

Понятие культуры тоже требует объяснения. Слово “культура” произошло от латинского “культ” — “богослужение”. По своим корням вся человеческая культура имеет религиозное происхождение. В древнем мире не было иной культуры, кроме той, что была непосредственно связана с религией. Из чего родилась музыка? Из богослужебного пения, из желания людей воспевать Бога. С чего началось изобразительное искусство? С того, что люди пытались изобразить в линиях и красках свой религиозный опыт. Можно проследить истоки любого культурного явления, любого вида искусства. И окажется, что все они — в религиозных верованиях, в религиозном культе.

С момента, когда культура отделилась от религии, приобрела самостоятельное бытие, а произошло это не так уж давно — на Западе в эпоху Возрождения, а у нас, в России еще позже, — и появилась так называемая светская культура. Всякая светская культура, как мне кажется, в той или иной степени либо противопоставляет себя чему-то божественному и религиозному, либо подменяет собой нечто божественное и религиозное, либо постепенно, мучительно ищет те корни, от которых она когда-то оторвалась. Иными словами, культура не может быть нейтральной по отношению к религии. Она может быть религиозной, причем здесь я имею в виду не только чисто религиозную, но и светскую культуру, которая пытается нащупать свой путь к Богу. Она может быть и антирелигиозной, в том смысле, что воинственно противопоставит себя религии, как это было с советской культурой. Но культура может быть антирелигиозной и в том смысле, в каком приставка “анти” употребляется в греческом языке, “вместо”. Тогда эта культура, или, скорее, антикультура — попытка подменить собою религиозное содержание жизни.

И еще одно предварительное замечание — о смысле понятия “христианство”. Казалось бы, здесь нет вопроса, мы все знаем, чту такое христианство. И вместе с тем, если нас спросят, в чем сущность христианства, чем христианство отличается от других религий, зачем нужно христианство, то я думаю, не все сумеют правильно ответить. И это потому, что в понятие “христианство” тоже часто вкладывается совершенно разное содержание.

Христианство — одна из мировых религий, но этим далеко не исчерпывается его суть. Если мы посмотрим на отдельные составляющие христианства, то увидим, что многие из них имеются и в других религиях. Например, вера в единого Бога разделяется христианами, иудеями, мусульманами — представителями монотеистических религий. Христианская нравственность тоже не является чем-то уникальным: в чем-то она близка иудейской, ветхозаветной нравственности; много общего у нее с исламским нравственным учением. На уровне аскетической и молитвенной практики у христианства тоже немало общего с другими религиями. Посмотрите, как молятся христиане в храме и мусульмане в мечети. Они произносят похожие слова в молитвах, используют похожие жесты. Одним словом, ни на одном из перечисленных уровней мы не найдем кардинальных отличий христианства от других религий.

Уникальность же христианства заключается в том, что это религия Бога Воплотившегося — Бога, ставшего Человеком. Именно живая Личность Христа стоит в центре христианкой религии. Я подчеркиваю: не нравственное учение Христа, не те или иные аспекты духовной жизни, молитвенной, или аскетической практики, а именно живая Личность Христа есть центр и сущность христианства. Вся жизнь Церкви, вся духовная жизнь христианина, все, что мы называем духовностью в христианском понимании, — все это ориентировано на Христа и обусловлено стремлением к личному общению с Ним.

Уникальность христианства еще и в том, что то непреодолимое расстояние, которое существует между Богом и человеком и которое человек не может преодолеть собственными силами, уже преодолено Самим Богом — Богом, Который для того, чтобы мы могли узнать о Нем, полюбить Его, поверить в Него, для того, чтобы искупить нас от греха и зла, смерти и ада, стал Человеком, то есть одним из нас. Как говорили Отцы Церкви, Бог, оставшись единосущным Отцу по Божеству, стал единосущным нам по человечеству. Оставаясь всецело Богом, не утратив ничего из Своих божественных свойств, Он стал Человеком, добровольно принял на себя человеческую природу. Он остался тем, чем был, и воспринял на Себя то, чем не был. В результате человеческая природа настолько тесно и неразрывно слилась в лице Христа с Божеством, что всякое проявление этой человеческой природы было пронизано божественным присутствием. Иными словами, в лице Христа мы встречаем Человека, у Которого всякое Его человеческое проявление неразрывно связано с Божеством: Бог присутствует во всем, что делает, что думает и что говорит Христос-Человек.

Для христиан Христос — живой идеал, тот пример, которому мы должны во всем подражать. Не случайно в Православной Церкви почитают святых. Их почитают не потому, что они какие-то особые существа, созданные из другой материи. Это такие же люди, как мы с вами. Но это люди, которые прошли гораздо дальше, чем мы, по пути уподобления Христу. Они приобрели Бога внутрь себя, настолько естественно и неразлучно соединились и слились с Ним, что Бог чувствует Себя в каждом из святых как в собственном доме, и святые становятся как бы инструментами в Его руках, потому что Бог через них действует на других людей.

Каждый, кто становится христианином, вступает на путь, ведущий ко Христу. И у каждого своя дорога, своя тропа. Каждый человек подходит к цели со своей стороны. И чем ближе человек ко Христу, тем полнее он воспринимает Бога и тем более способен вместить в себя Бога. А приняв Бога внутрь себя, он может передавать знание о Боге и опыт присутствия Бога другим людям.

Вера в Христа Воскресшего

Теперь я хотел бы обозначить тему нашей сегодняшней беседы. Речь пойдет о христианской духовной жизни, о том пути, по которому христианин идет к своей цели. А цель эта — возможно более полное уподобление Богу и соединение с Ним.

Путь христианина обусловлен несколькими ключевыми моментами, без которых христианская духовность невозможна и немыслима. Прежде всего христианин — это член Церкви. Вне Церкви никакой христианской духовности быть не может, потому что Христос оставил после Себя не литературные произведения, которые мы могли бы изучать, не иные памятники Своего присутствия на земле, а именно Церковь — Церковь как реальность, в которой живут люди из поколения в поколение. В этом еще одно существенное отличие Христа от основателей других религий и нравственных учений.

Как правило, основоположники той или иной религии, того или иного философского или нравственного учения, были прежде всего учителями, которые заботились о том, чтобы оставить после себя письменное наследие. Сочинения каждого такого учителя становились фундаментом, на котором строилась жизнь основанной им школы. Христос же не написал ничего, ни одной строчки. Все, что мы знаем из письменных источников о Христе, — это свидетельства тех, кто видел Христа, или тех, кто слышал рассказы очевидцев. Среди тех, кто знал Иисуса Христа при Его земной жизни — прежде всего апостолы. Четверо из них — Матфей, Марк, Лука и Иоанн — стали авторами Евангелий, а Иаков, Петр и Иоанн — авторами посланий. Но был среди авторов Нового Завета человек, который, по-видимому, при жизни Христа не встречал — это апостол Павел. Именно с него начинается религиозный опыт тех людей, к которым принадлежат и сегодняшние христиане, не встречавшие Христа в своей физической жизни, но встретившие Его на своем духовном пути.

Вероятно, большинству из вас известна история обращения апостола Павла — человека, который из гонителя христианства превратился в его горячего апологета. Он был верующим иудеем и считал, что христианство противоречит основным нормам иудейской религии, что эта опасная секта. Вооружившись письмами против христиан Дамаска, Савл (так звали Павла до обращения) шел в Сирию, чтобы бороться против христианства. Но когда он был на пути в Дамаск, ему неожиданно явился Христос в ослепительном свете. Савл “упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня? Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус...” (Деян. 9:4). С этой встречи — не на уровне физического бытия, но на уровне духовного прозрения, обращения — началась жизнь апостола Павла, который, не встретив Христа при жизни, стал одним из самых ревностных Его последователей.

Все будущие поколения христиан — это люди, которые Христа лично не знали, не имели возможности прочитать Его сочинения, потому что таковых не было. Их знание о Христе исчерпывалось тем, что они могли прочитать в Евангелиях как свидетельствах людей, которые Христа видели и слышали. Но каждый из них встречал Христа на собственном духовном пути: не просто узнавал о Его учении или был убежден словами, которые прочитал, но именно обретал внутри себя Живого Христа.

Эти встречи происходили и происходят по-разному. Нет двух людей, которые пришли бы к Богу одинаковым путем. Одни приходят ко Христу через внезапное обращение, как у апостола Павла, другие — через чтение книг. Но настоящий христианин — это тот, кто не просто что-то слышал, узнал о Христе, начитался книг о христианстве. Это человек, который знает через свой внутренний опыт, что Воскресение Христа — реальность, что Живой Христос присутствует в Церкви. И Церковь тем и отличается от всех известных философских школ, религиозных общин и сообществ, что дает людям возможность соприкоснуться с Живым Христом в реальном внутреннем духовном опыте.

Христианин — член Церкви

Церковь располагает многими средствами, которыми человек может воспользоваться, чтобы выйти на путь, ведущий к личной встрече с Христом. Но прежде всего Церковь — это община. Когда человек приходит в Церковь, он перестает быть индивидуумом, стремящимся найти свой собственный, исключительный путь к Богу, к духовному совершенству. Попадая в Церковь, человек вливается в некий поток и начинает двигаться в его русле. Верующий человек оказывается идущим рука об руку с другими людьми. Став членом Церкви, человек становится членом общины и вместе с другими христианами начинает духовно возрастать.

Когда я говорю “человек стал членом Церкви”, то не имею в виду людей, которые время от времени заходят в храм, чтобы постоять на службе, поставить свечку и уйти, ничего не поняв, оставаясь такими же чужими в храме, какими они были до этого. Нет. Стать членом Церкви значит приходить в Церковь как в свой собственный дом, участвовать в ее жизни, регулярно посещать богослужения, исповедоваться и причащаться. Становясь членом Церкви, человек преодолевает культурные и психологические барьеры, отделяющие его от церковной жизни, и пытается войти в эту жизнь полноценно и интегрально.

Если в Церковь приходит человек, который мало знает о ее жизни, первой его реакцией нередко бывает шок — он попадает в совершенно непонятную и незнакомую атмосферу, слышит песнопения и возгласы на малопонятном языке, видит странные облачения, кадильный дым, странные церемонии. И человек неискушенный может подумать, что здесь происходит какое-то магическое действо, а вся обстановка создана для воздействия на психику. Именно так воспринимали Церковь многие атеисты, которые приходили в храмы с заведомым желанием все опровергнуть и ниспровергнуть. Но и пение, и чтение молитв, и одежды священнослужителей — это лишь внешняя сторона, которая никогда не станет понятной, если человек не ощутит ту внутреннюю сердцевину Церкви, которой является Сам Христос.

Церковные таинства — исповедь и Причастие

Основой церковной жизни являются таинства. Из них три основополагающие: Крещение — таинство вступления в Церковь, исповедь — таинство нашего ежедневного, регулярного очищения, и Причастие — таинство нашего соединения со Христом.

Для чего нужна исповедь и почему духовная жизнь и подлинная духовность невозможна без этого таинства?

Христианство утверждает, что то состояние, в котором мы сейчас живем, — это состояние человека после грехопадения: каждый из нас живет между Богом и диаволом, между добром и злом, каждый из нас ежедневно в своей жизни делает выбор между путем, ведущим ко спасению, к Богу, и путем, ведущим к духовной смерти и аду. В нашем нынешнем состоянии неизбежной раздвоенности, выбора между добром и злом мы духовно слепы, наше внутреннее зрение притуплено, мы часто не имеем правильных ориентиров, а потому не можем найти правильный путь. Мы не можем нащупать путь к свету именно потому, что находимся во тьме, не можем обрести путь к духовному исцелению именно потому, что не знаем, каков наш диагноз, каковы наши духовные болезни и как их лечить. Для всего этого и нужна исповедь.

Исповедь — это тот момент, когда мы ставим себя перед лицом Бога и производим честный, беспристрастный и беспощадный самоанализ; спрашиваем себя, чту отделяет нас от Бога и от людей, чту препятствует достижению духовных высот.

Из своей священнической практики могу сказать, что люди, которые исповедуются впервые или бывают на исповеди редко, как правило, не чувствуют своей греховности. Такой человек может прийти на исповедь раз в пять лет и сказать: “У меня больших грехов нет, я — как все, ничего не украл, никого не убил”, то есть приходит с чувством удовлетворенности самим собою. И парадоксальным образом, людям, которые исповедуются, скажем, раз в месяц или каждую неделю, на исповеди всегда есть что сказать, они видят свои грехи.

Почему это происходит? Потому что, чем ближе человек к свету, тем яснее ему все те недостатки, которые не видны во тьме. Если в комнате закрыть двери, зашторить окна и погасить свет, то невозможно будет увидеть, убрана она или в беспорядке, есть ли в ней грязь и пыль или нет. Если же распахнуть окно, в свете солнечных лучей сразу будут видны все места, где скопились грязь и мусор. Так же и с человеческой душой. Пока мы во тьме, пока далеки от Бога, пока варимся в собственном соку, мы не видим своих недостатков. Мы всегда уверены в своей правоте и только удивляемся, почему при всех наших прекрасных качествах так многое у нас не получается, так многое нас не удовлетворяет. И мы, как правило, виним окружающих, которые нас недооценивают, не замечают наши достоинства. От такого искаженного видения происходит много бед. И именно от этого помогает избавиться и исцелиться честная, полноценная и регулярная исповедь, которая приносится Богу, но сви-детелем которой является священник. Итак, исповедь — одна из важнейших составляющих христианской духовной жизни.

Другая составляющая — таинство Причащения. По учению Церкви, в момент принятия Святых Христовых Таин мы духовно и телесно соединяемся с Живым Христом. В свое время известный философ-материалист говорил, что “человек есть то, что он ест”. В каком-то смысле это действительно так: человек формируется тем, чем он питается. В христианстве верующие питаются Богом, причем не в переносном, духовном смысле, но в самом прямом: в таинстве Причащения под видом хлеба и вина они вкушают Тело и Кровь Христовы. При этом объяснить, что происходит в момент Причастия, невозможно: это можно пережить только на собственном опыте. С той же очевидностью, с которой апостол Павел ощутил присутствие Христа на пути в Дамаск, человек может почувствовать, что, когда он принимает Хлеб и Вино Евхаристии, он принимает в себя Самого Бога. Иначе говоря, расстояние, существующее между человеком и Богом, будучи однажды преодолено Богом, Который стал Человеком, основал Церковь и дал Свое Тело и Свою Кровь в пищу людям, — аннулируется в тот момент, когда мы духовно и телесно соединяемся с Богом в таинстве Причащения. В этот момент человек и Бог становятся “едино”, потому что жизнь человека, принявшего в себя Тело и Кровь Христа, становится неразрывно связанной с Богом, пронизанной Его присутствием настолько, насколько таковой являлась жизнь Христа, насколько таковой являлась жизнь Божией Матери и многих святых, соединившихся с Богом и ставших с Ним “едино”. Таким образом, Причастие — ключевой момент духовной жизни христианина.

О духовном наставничестве

На пути к Богу человек нуждается в духовном наставнике. Духовным наставником, или духовным отцом, духовником, может стать священнослужитель, которому вы доверяете. Он не может быть кем-то навязан. К выбору духовного руководителя нужно подойти очень ответственно. Прежде чем просить того или иного священника стать вашим духовным отцом, вы должны постараться понять строй его мыслей, его взгляды — не противоречат ли они вашим убеждениям. И если вы почувствовали, что это именно тот человек, которому вы можете доверить все самое сокровенное и взамен получить мудрый и честный совет, такой священник может стать вашим духовным наставником. При этом нужно помнить, что духовник не должен за вас решать ваши проблемы. Глубоко заблуждаются люди, которые воспринимают духовного отца как некоего оракула, способного решить все те проблемы, которые человек не может решить сам. Духовный отец может лишь помочь духовному сыну или духовной дочери прийти к правильным решениям, но не должен навязывать свои решения. Если же духовник действует иначе, если настаивает, чтобы любое его слово принималось к безоговорочному исполнению, такой духовник стоит на ложном пути. Очень важно найти такого наставника, который был бы духовно опытным и вместе с тем давал бы своим духовным чадам свободу, позволял бы им самим развиваться в этой свободе, подавая в нужный момент советы, но оставляя людям право принять их или не принять.

Проблема здесь заключается еще и в том, что священников мало, гораздо меньше, чем людей, которые хотели бы пользоваться их непосредственным, личным духовным руководством. Священник ограничен в своих возможностях, прежде всего во времени, и это тоже осложняет выбор священника, который стал бы подлинным духовным наставником.

О духовной литературе

В православной традиции существуют и другие способы получения духовного руководства. Это чтение духовной литературы, которой очень богата Православная Церковь. Евангелия, Деяния и апостольские послания, включенные в Новый Завет, составляют священное для христиан Писание. Верующие читают его ежедневно, многократно, а некоторые даже заучивают Евангелие наизусть. Кроме того, существует обширная литература, которая создавалась в течение всех двадцати веков существования христианства. И если человек хочет непрестанно духовно возрастать, он должен пользоваться и этими путеводителями.

Очень важно научиться правильно ориентироваться в море духовной литературы, которой сегодня заполнены книжные лавки. Далеко не все, что выдается за православную литературу, в действительности является таковой. В советское время мы страдали от того, что религиозные книги были недоступны, их можно было найти лишь на “черном рынке”, в “самиздате”. Сейчас ситуация изменилась. Церковные, монастырские и даже светские книжные магазины и лавки предлагают богатый выбор духовной литературы. Кроме книг и брошюр, есть видеоматериалы и аудиокассеты. Нередко эту продукцию сопровождают внушительные надписи, например “Книга издана по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II”; на многих книгах, брошюрах и кассетах изображены иконы, православные символы. Все эти внешние признаки принадлежности к православной традиции заставляют неразборчивых покупателей воспринимать всякую такую книгу как слово Церкви. Между тем, не всякая книга, на которой написано “По благословению Святейшего Патриарха”, действительно получила такое благословение. И не всякая брошюра, написанная православным автором, пусть даже священнослужителем, является подлинно православной.

Кстати, о “благословениях”. Иной раз попадаются книги, выпущенные по благословению иерарха, который в действительности уже несколько лет как умер. А недавно я видел книгу, изданную “по благословению святой горы Синай”. Может ли “гора” благословлять издание книги? И не является ли попранием памяти того или иного иерарха издание книг и газет якобы по его благословению через несколько лет после его смерти?

Одна из бед современной России — стремление нечестных людей нажиться на суррогатах, подделках. Происходит это повсеместно. Можно купить “фирменную” одежду знаменитого западного производителя: на деле же это изготовлено на отечественной фабрике, наспех скроено и продается по такой цене, что легко догадаться, что это подделка. То же происходит и на рынке духовной литературы. Есть книги, которые, прикрываясь громкими, вызывающими доверие “православными” названиями, на самом деле представляют собой подделку. Поэтому, приобретая книги, нужно быть осторожными и, если есть возможность, проконсультироваться предварительно с компетентными людьми.

Если же отмести весь этот мусор, то окажется, что существует огромное количество подлинно православной литературы, которая может стать для каждого христианина духовным руководством. Это прежде всего творения Святых Отцов и Учителей Церкви начиная со II века, таких как Игнатий Богоносец, Ириней Лионский, Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский, Иоанн Златоуст, Блаженный Августин, Максим Исповедник, Иоанн Дамаскин, Симеон Новый Богослов, Григорий Палама (чтобы ограничиться только этими именами). Из русских дореволюционных авторов полезно читать Феофана Затворника и Игнатия Брянчанинова. Среди современных авторов, чьи книги могут принести огромную пользу, назову прежде всего митрополита Сурожского Антония, архимандрита Софрония (Сахарова), архимандрита Киприана (Керна), протоиерея Александра Шмемана. Очень полезно читать жития святых — как древних, так и новых, в особенности жизнеописания отечественных новомучеников и исповедников XX века. Настольной книгой христианина может стать “Добротолюбие” — классический сборник писаний духовно-аскетического содержания в пяти томах.

О молитве

Никакая религия невозможна без молитвы. В христианстве молитва составляет основное содержание религиозной жизни. Христианин — это человек, который постоянно помнит о Боге. Когда мы говорим о молитве, речь идет не только о том, чтобы, встав с утра, несколько минут помолиться и сделать то же самое вечером перед сном; не о том, чтобы иногда, придя в церковь, адресовать Богу несколько слов, но о том, чтобы постоянно жить в Боге, постоянно помнить о Нем. Апостол Павел говорит: “Непрестанно молитесь” (1 Фес. 5:17). И именно непрестанная молитва является идеалом для христианина.

Вы спросите, как можно непрестанно молиться, если человек должен работать, заботиться о ближних и т. д.? Когда мы говорим о непрестанной молитве, здесь имеются в виду не только те минуты, когда мы стоим перед иконами, но молитва как обращенность, ориентированность всей нашей жизни на Бога — то, что в Ветхом Завете называлось “хождением пред Богом”. Из Ветхого Завета, мы узнаем, что, например, Енох “ходил пред Богом” (Быт. 5:24), царь Давид “ходил пред Богом” (3 Цар. 3:6), а вот царь Аммон “не ходил путем Господним” (4 Цар. 21:22). Здесь указывается на некое основное содержание жизни человека — как он определил себя по отношению к Богу. “Не ходить пред Богом” — значит, не помнить о Боге, не ориентировать на Него свою жизнь, не сверять ее с божественными заповедями, с идеалами духовной жизни. А “ходить пред Богом” — значит всякий свой поступок, всякое свое дело и всякое слово взвешивать на весах христианской духовности: соответствует оно ей, или выпадает из ее строя.

Молитва неразрывно связана с жизнью. Мы не можем достичь успехов в молитве, если в повседневной жизни бываем раздражительными, недоброжелательными, нетерпеливыми. Молясь, мы должны постепенно меняться к лучшему.

Молитва — это беседа человека с Богом. Мы молимся не потому, что это нужно Богу, что Бог от нас этого требует. И уж конечно не потому только, что мы хотим от Бога что-то получить, хотя в каких-то случаях мы просим Бога о вполне конкретных вещах. Некоторые думают, что молитва нужна лишь для того, чтобы что-то у Бога попросить, и в этом случае Бог — лишь средство для получения чего-либо. Это в корне неправильный подход. Мы молимся Богу прежде всего потому, что мы жаждем общения с Ним.

Общение с Богом сродни общению с любимым человеком. Подобно тому, как влюбленный постоянно думает о любимой девушке, стремится к встрече с ней, а расставшись, начинает ждать следующего свидания, так и христианин, для которого Христос — главное содержание жизни, просыпается с мыслью о Христе и засыпает с этой мыслью. Он всю свою жизнь сверяет с жизнью Христа и прежде чем что-то сделать, спрашивает себя: а как бы на моем месте поступил Христос? Постоянно соразмеряя свою жизнь с нравственным и духовным идеалом христианства, такой человек постепенно выравнивает ее, она постепенно изменяется к лучшему. Это может происходить быстрее или медленнее, но если человек идет по этому пути не сворачивая, если все составляющие христианской духовности присутствуют, то жизнь человека становится постоянным движением вперед.

Человек по отношению к Богу никогда не может быть нейтральным, не может стоять на месте. Он либо движется к Богу, либо отдаляется от Него. Это как в шахматах: выжидательные ходы почти никогда не приводят к победе, они только кажутся нейтральными, на самом же деле это путь к проигрышу. Шахматист в игре должен быть активен, реалистически оценивая сильные и слабые позиции той или иной фигуры. Он должен двигать фигуры так, чтобы на каждом фронте побеждать.

Так и в христианской жизни. На каждом из “фронтов” — будь то участие в церковных таинствах, молитва, чтение духовной литературы — у человека могут быть победы и поражения, но ни на одном из них он не должен отступать. В исповеди он должен идти шаг за шагом к все более глубокому покаянию. Причастие должно приводить его к все более ощутимым внутренним переменам. Молитва должна быть школой общения с Богом, внутреннего сосредоточения. Чтение духовной литературы должно быть не бессистемным и спонтанным, но способствующим постоянному духовному возрастанию. Есть и другие составляющие христианской духовной жизни, в частности, аскетические правила, посты, воздержание и тому подобное, которые помогают человеку достигать все более высокого духовного уровня.

Беда многих современных людей заключается в том, что они живут без ясной цели, блуждают по дорогам без правильных ориентиров. Человек, привыкая жить подобным образом, перестает ценить свое время: изо дня в день, из года в год жизнь проходит бесцельно, человек, что называется, убивает время. Но убивать время — это преступление. Жизнь и без того так коротка. И чем ближе подходит человек к неизбежному концу, тем острее ощущает кратковременность жизни. Если же жизнь человека духовно наполнена, пронизана божественным присутствием, то ему всегда не хватает времени, всегда хочется сделать и успеть больше.

Итак, в духовной жизни невозможны выжидательные ходы. Время может течь либо со знаком плюс, либо со знаком минус. На пути духовной жизни можно или прогрессировать, или регрессировать, то есть либо приближаться к духовным идеалам, к Богу, либо от них отдаляться. Часто люди, живущие без цели, без духовного ориентира думают, что жизнь их протекает с неким нейтральным содержанием. На самом же деле, сами того не замечая, они постепенно деградируют.

Земная жизнь — подготовка к жизни будущей

Заканчивая эту беседу, хотелось бы сказать, что для каждого человека — религиозного или атеиста, христианина или нехристианина — земная жизнь — это движение к смерти. И часто наша жизнь оказывается бесцельной и бессодержательной именно потому, что мы забываем о ее конечной перспективе. Святые Отцы говорили, что человек должен жить так, будто каждый день его жизни — последний. При такой внутренней установке человек отказывается от множества второстепенных вещей, потому что в перспективе встречи со смертью эти вещи кажутся незначительными и ненужными, он сосредотачивается на самом главном. В христианской духовной жизни очень важно, чтобы память о смерти всегда присутствовала, но не для того, чтобы отравлять человеку жизнь, не для того, чтобы он разучился радоваться жизни, а для того, чтобы придать жизни серьезность и глубину. В христианстве смерть воспринимается не как что-то ужасное, не как катастрофа, прерывающая течение жизни, но как венец жизни, ее кульминация, вершина, как переход человека в состояние более полноценное, духовное и божественное.

Земная жизнь — подготовка к жизни будущей. Но это не значит, что наша жизнь — лишь некий черновик будущей жизни. Земная жизнь ценна сама по себе, и человек живет здесь не для того только, чтобы переждать это время, а затем перейти в лучшее состояние. Он живет для того, чтобы в активном доброделании, в активной духовной жизни принести плоды — как те, которые он оставит после себя на земле, так и те, которые возьмет с собою на небеса.

Христос говорит: “Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе” (Мф. 6:19). Христианская духовная жизнь есть собирание сокровищ на небе — накопление духовного богатства.

И именно с тем, что мы накопили в душе, в духе, в сердце, мы и перейдем в жизнь будущую. И именно от того, какого духовного состояния мы достигли, в конечном итоге и зависит наша судьба в жизни вечной. Из этого мира человек не возьмет с собой ни материальное богатство, ни те многообразные способы подменить счастье, блаженство и удовлетворение, которые он здесь изобретает. Он возьмет с собой только то, что накопил в своем духовном опыте.

Кто такой христианин? Это человек, исповедующий Христа как Бога, ведущий духовную жизнь во Христе. Что такое духовная жизнь? Само словосочетание дает мысль, что духовная жизнь есть общение духа человеческого с Духом Божиим.

Христос проповедовал: Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой (Ин. 7,38). Евангелист Иоанн, приводя эти слова, замечает: Сие сказал Он о Духе, Которого имели принять верующие в Него (Ин.7, 38-39). Приближаясь к концу Своей земной жизни, Иисус напоминал ученикам: Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам (Ин. 14,26). Когда через чудо Пятидесятницы Святой Дух сошел на Церковь, апостол Петр произнес свою первую проповедь: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святого Духа (Деян. 2,38). С этого момента всякий уверовавший человек, вступающий в Церковь, через таинства Крещения и Миропомазания получает дар Духа Божьего. Об этом пишет и апостол Павел: Утверждающий же нас с вами во Христе и помазавший нас есть Бог, Который и запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши (2 Кор.1,22).
Очевидно, дар Духа не может не проявляться в жизни христианина, мы должны ощущать этот залог. Однако в разговоре о духовных ощущениях Православие проявляет чрезвычайную сдержанность, даже суровость. И это очень понятно, так как в области тех или иных переживаний человек часто сталкивается с опасностью обмана, ошибки. Всегда существует риск принять душевное за духовное и перепутать небожественное с божественным, потомучто сам сатана принимает вид Ангела света (2 Кор.11,14).
Отцы Церкви вообще запрещали искать каких-то особых духовных переживаний и призывали к строжайшему контролю своих чувств и эмоций в духовной жизни. Так же советуют поступать и современные авторитетные духовники. Например, подобным образом на эту тему как-то высказался Блаженнейший Митрополит Киевский Онуфрий. На вопрос «Как почувствовать, что ты идешь путем спасения?» владыка ответил: «Не пытайтесь этого делать, не надо. Чувства – это вообще такие вещи, которым нельзя доверяться. Но правильнее себя даже не то, что с чувством оценивать, но сколько знать и помнить, что я осужденный перед Богом и надеюсь в своем спасении не на свои дела, не на свои подвиги, а только на милость Божию». Когда вопрос повторился, уже немного в другой форме, «Какое место чувствам в духовной жизни?», митрополит сказал: «Когда человек начинает верить чувствам, легко такого человека сбить с толку. Он идет на поводу у чувств, а у нас природа испорченная и чувства у нас искаженные. Они не воспринимают реальность, особенно духовную, такой, какая она есть. Он как слепой, он видит какие-то очертания, а толком ничего не видит. Поэтому доверять своим чувствам не надо, особенно в молитве, может услаждение какое-то быть, так что не верить этому чувству и сказать: “Мне не надо сладости”».
Несомненно, позиция Блаженнейшего твердо стоит на аскетическом предании Церкви, она выверенная и беспроигрышная. Однако в истории христианства все же были некоторые отцы, которые говорили о необходимости явного переживания христианином действия Духа Святого. Из древних святых об этом много писали преподобные Макарий Великий и Симеон Новый Богослов, а из ближайших к нам по времени – святитель Феофан Затворник. Замечательно, что его книги предназначены для всех христиан, не только для монахов. Некоторые места из произведений святителя хотелось бы вспомнить в связи с нашей темой.
Например, епископ Феофан утверждал, что все обетования, изображенные у пророков Ветхого Завета, исполнились во Христе и должны осуществиться в жизни христиан как ясно ощущаемая ими реальность. Для святителя было и нормальным и необходимым, что все верующие, раз они считают себя христианами, «испытывают отпущение грехов, в чем свидетель им облегченная совесть; испытывают обновление, в чем свидетель им сознание новой жизни, восприемлемой в купели; испытывают наитие благодати Святого Духа, в чем свидетель им ощущаемая ими нравственная сила на преодоление всякой страсти и всякого греха; испытывают всыновление, в чем свидетель им внутреннее чувство сыновства Богу, Духом возгреваемое, вследствие коего вопиют: Авва, Отче». Толкуя слова апостола Павла: молюсь о том, чтобы любовь ваша еще более и более возрастала в познании и всяком чувстве (Флп. 1,9), святитель пишет: «Внешние чувства испытывают вещи и дают знать об их качествах. Также и духовное чувство в своем кругу испытывает духовные вещи и определяет их качества. Как там, так и здесь отличительное свойство чувства есть осязание и вкушение. Размножение испытаний внешними чувствами дает опытность внешнюю; размножение осязаний и вкушений духовных вещей дает опытность духовную». Как можно видеть, Затворник строго разграничивает внешние и духовные чувства. По сути, это главный момент в разговоре о чувствах в духовной жизни – не перепутать душевное с духовным и не впасть в самообман, который на языке аскетики называется прелестью.
Главный момент в разговоре о чувствах в духовной жизни – не перепутать душевное с духовным и не впасть в самообман, который на языке аскетики называется прелестью
Если говорить о переживании христианином церковных таинств, для Феофана не существует «треб», то есть какого-то внешнего священнодействия, так, чтобы над человеком совершили какой-то чин и он ничего не почувствовал. Нет! Верующему надлежит пережить таинство и измениться после него! Например, в отношении Причащения святитель отмечает, что после принятия Тела и Крови христианин должен пережить целый ряд духовных чувств. Это и великая ревность о Господе, и внутренний покой, и сердечная теплота, и срастворение «с существом духа нашего» тех знаний о Боге, которые мы имели раньше как внешнее рассудочное ведение. Причем святой епископ делает радикальный вывод: «Что ж, если кто не видит в себе таких свидетельств, в том нет Господа? Не буду ложно успокаивать вас; да, в том нет Господа. И еще далее проведу это слово: что как нет в том Господа, то нет и спасения тому».
И на многих других страницах своих творений святитель Феофан утверждает необходимость опытного переживания реалий духовной жизни. Что же получается? Как сопоставить советы святителя с принятой в Церкви осторожностью в плане «чувствований»? Нужно принять во внимание и то, и другое, ибо здесь одно другого не исключает. С одной стороны, нам никогда нельзя забывать, что святые отцы запрещают искать каких-то особенных переживаний и ощущений. Но, с другой стороны, согласно учению святителя Феофана, мы должны постоянно проверять себя: жив ли я духовно? Я к Чаше подхожу, потому что «надо бы причаститься», или я понимаю умом и чувствую сердцем, что без таинства я умру? Я на Исповедь иду, потому что «пора бы исповедаться», или я чувствую и понимаю, что ржавчина греха умножается и разъедает меня изнутри? Я действительно живу в Церкви или просто выполняю какие-то общецерковные нормы, внешне имитируя христианство?
Подобно тому, как свою жизнь телесную мы вполне ощущаем и через это ощущение можем доказать свое земное бытие, так и жизнь духовная должна быть действительно переживаема нами. Но в оценке своих ощущений нужно быть чрезвычайно осторожным, помня о том, что мы, новоначальные христиане, всегда рискуем спутать душевные чувства с духовными. Впрочем, второй тезис не должен исключать первого, как и первый второго. Пожалуй, такие установки можно вывести из нашего размышления о том, должны ли мы чувствовать свою духовную жизнь и какие переживания могут быть согласны с опытом Православной Церкви.